Александр Пушкин
С утра садимся мы в телегу,
Мы рады голову сломать
И, презирая лень и негу,
Кричим: пошёл! е*ёна мать!
(“Телега жизни”)
***
Молчи ж, кума; и ты, как я, грешна,
А всякого словами разобидишь;
В чужой пи*де соломинку ты видишь,
А у себя не видишь и бревна!
(“От всенощной вечор…”)
***
Мы пили - и Венера с нами
Сидела, прея, за столом.
Когда ж вновь сядем вчетвером
С блядьми, вином и чубуками?
(“27 мая 1819”)
***
Подойди, Жанета,
А Луиза - поцелуй,
Выбрать, так обидишь;
Так на всех и встанет х*й,
Только вас увидишь.
(“Сводня грустно за столом”)
***
Ты помнишь ли, как были мы в Париже,
Где наш казак иль полковой наш поп
Морочил вас, к винцу подсев поближе,
И ваших жён похваливал да ёб?
(“Рефутация г-на Беранжера”)
***
А шутку не могу придумать я другую,
Как только отослать Толстого к х*ю.
Евгений Онегин
Мой дядя, самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Кобыле так с утра заправил,
Что конюх вытащить не смог.
Его пример – другим наука:
Коль есть меж ног такая штука,
Не тычь ее кобыле в зад –
Как дядя, сам не будешь рад!
С утра, как дядя Зорьке вправил,
И тут инфаркт его хватил.
Он состояние оставил,
Всего лишь четверть прокутил.
И сей пример – другим наука:
Что жизнь?! Не жизнь – сплошная мука:
Всю жизнь работаешь, копишь,
И недоешь, и недоспишь.
Уж, кажется, достиг всего ты.
Пора оставить все заботы,
Жить в удовольствии начать,
И прибалдеть, и приторчать...
Ан, нет – готовит снова рок
Последний, жесткий свой урок.
Итак, пи***ц приходит дяде.
Навек прощайте водка, бл**и.
И, в мысли мрачны погружен,
Лежит на смертном одре он
А в этот столь печальный час,
В деревню к дяде вихрем мчась,
Ртом жадно к горлышку приник
Наследник всех его сберкниг.
Племянник, звать его Евгений.
Он, не имея сбережений,
В какой-то должности служил
И милостями дяди жил.
Евгения почтенный папа
Каким-то важным чином был.
Хоть осторожно, в меру хапал
И много тратить не любил,
Но все же как-то раз увлекся,
Забыл, что можно, а что нет...
Как говорится, папа спекся
И загудел на десять лет.
А будучи в годах преклонных,
Не вынеся волнений оных,
В одну неделю захирел,
Пошел посрать и околел.
Мамаша долго не страдала –
Такой уж женщины народ!
"Я не стара еще", – сказала, –
"Я жить хочу, е**сь всё в рот!"
Сказав, дала от сына ходу,
Уж он один живет два года.
Евгений был практичен с детства.
Свое отцовское наследство
Не тратил он по пустякам.
Пятак слагая к пятакам,
Он был великий эконом,
То есть умел судить о том,
Зачем все пьют и там, и тут,
Хоть цены все у нас растут.
Любил он тулиться, и в этом
Не знал ни меры, ни числа.
Друзья к нему взывали – где там!
Ведь член имел как у осла.
Бывало, на балу танцуя,
В смущеньи должен был бежать –
Его трико давленья х*я
Не в силах было удержать.
И ладно, если б все сходило
Без шума, драки, без беды,
А то ведь получал му**ло
За баб не раз уже пи**ы.
Да только все без проку было:
Лишь оклемается едва,
И ну пихать свой мотовило
Всем, будь то девка иль вдова.
Мы все е**лись понемногу
И где-нибудь, и как-нибудь,
Так что пое*кой, слава Богу,
У нас не запросто блеснуть.
Но поберечь не вредно семя:
Член к нам одним концом прирос,
Тем паче, что в любое время
Так на него повышен спрос.
Ну, вот! Я, кажется, зарвался.
Прощения у вас прошу
И к дяде, что один остался,
Явиться с вами поспешу...
Ах, опоздали мы немного.
Старик уже в бозе почил.
Так мир ему, и слава Богу,
Что завещанье настрочил!
Вот и наследник мчится лихо,
Как за блондинкою грузин.
Давайте же мы выйдем тихо –
Пускай останется один...
Ну, а пока у нас есть время,
Поговорим на злобу дня.
Так, что я там пи**eл про семя?
Забыл... Ну, это все х**ня!
Не в этом зла и бед причина,
От баб страдаем мы, мужчины.
Что в бабах прок? Одна пи**а.
Да и пи**а не без вреда.
И так не только на Руси –
В любой стране о том спроси,
"Где бабы, – скажут, – быть беде".
Chercher la femme, ищи в пи**е!
От бабы – ругань, пьянка, драка,
Но лишь ее поставишь раком,
Концом ее перекрестишь
И все забудешь, все простишь,
Да только член прижмешь к ноге
И то уже tout le monde age.
А ежели еще минет,
А ежели еще... Ну, нет!
Черед и этому придет,
А нас уже Евгений ждет.
Но тут насмешливый читатель
Возможно, мне вопрос задаст:
"Ты сам-то с бабой спал, приятель?
А, может быть, ты пе**раст?
Иль, может в бабах не везло,
Коль говоришь, что в них все зло?"
Его без гнева и без страха
Пошлю интеллигентно на х*й.
Коль умный – он меня поймет,
А коль дурак – пускай идет!
Я сам люблю (чего скрывать!)
С хорошей бабой лечь в кровать.
Но баба бабой остается,
Пускай, как черт она е**тся...
Деревня, где скучал Евгений,
Была прелестный уголок.
Он в тот же день без рассуждений
В кусты крестьянку поволок.
И, преуспев там в деле скором,
Спокойно вылез из куста,
Обвел свое именье взором,
Поссал и молвил:"Красота!"
Один среди своих владений,
Чтоб время с пользой проводить,
Решил в то время наш Евгений
Такой порядок учредить:
Велел он бабам всем собраться,
Пересчитал их лично сам.
Чтоб было легче разобраться,
Переписал их по часам.
Бывало, он еще в постели
Спросонок чешет два яйца,
А под окном уж баба в теле
Ждет с нетерпеньем у крыльца.
В обед – еще и в ужин тоже.
Да кто ж такое стерпит, Боже!
А наш герой, хоть и ослаб,
Е**т и днем, и ночью баб.
В соседстве с ним и в ту же пору
Другой помещик проживал.
Но тот такого бабам деру,
Как наш приятель, не давал...
Звался сосед Владимир Ленский.
Столичный был, не деревенский.
Красавец, в полном цвете лет,
Но тоже свой имел привет.
Похуже баб, похуже водки.
Не дай вам Бог такой находки,
Какую сей лихой орел
В блатной Москве себе обрел.
Он, избежав соблазнов света,
Затянут был в соблазн иной:
Его душа была согрета
Наркотика струей шальной.
Ширялся Вова понемногу,
Но парнем славным был, ей Богу!
И на природы тихий лон
Явился очень кстати он.
Ведь наш Онегин в эту пору
От е**и частой изнемог.
Лежал один, задернув штору,
И уж смотреть на баб не мог.
Привычки с детства не имея
Без дела долго пребывать,
Нашел другую он затею
И начал крепко выпивать.
Что ж, выпить в меру – худа нету,
Но наш герой был пьян до света.
Из пистолета в туз лупил
И, как верблюд в пустыне, пил.
О, вина, вина, не давно ли
Служили идолом и мне?
Я пил подряд: нектар, г**но ли
И думал, истина в вине.
Ее там не нашел покуда.
И сколько выпил, все ......
Но пусть не прячется, паскуда,
Найду, коль есть она вообще!
Онегин с Ленским стали други.
В часы свирепой зимней вьюги
Подолгу у огня сидят,
Ликеры пьют, за жизнь пи**ят.
Но тут Онегин замечает,
Что Ленский как-то отвечает
На все вопросы невпопад
И уж скорей смотаться рад,
И пьет уже едва-едва...
Послушаем-ка их слова.
– Куда, Владимир, ты уходишь?
– О, да, Евгений, мне пора.
_ Постой, с кем время ты проводишь,
Скажи, ужель нашлась дыра?
– Ты угадал, но только, только...
– Ну, шаромыга, ну народ!
Как звать чувиху эту? – Ольга.
– Что, не дает? Как не дает?!
Ты, знать, не верно, братец, просишь.
Постой, ведь ты меня не бросишь
На целый вечер одного?
Не ссы, добьемся своего!
Скажи, там есть еще одна?
Родная Ольгина сестра?
Все хорошо! – Ты шутишь? – Нету.
Ты будешь тулить ту, я эту.
Так что ж, мне можно собираться?...
И вот друзья уж рядом мчатся.
Но в этот день мои друзья
Не получили ни х*я.
За исключеньем угощенья.
И, рано испросив прощенья,
Летят домой дорогой краткой.
Мы их послушаем украдкой.
– Ну, как у Лариных? – Х**ня!
Напрасно поднял ты меня.
Е**ть там никого не стану,
Тебе ж советую Татьяну.
– А что так? – Друг мой милый Вова!
Баб понимаешь ты х**во.
Когда-то, в прежние года,
И я драл всех, была б п***а.
С годами гаснет жар в крови.
Теперь не будешь по любви.
Владимир сухо отвечал,
А после во весь путь молчал.
Домой приехал, принял дозу,
Ширнулся, сел и загрустил.
Одной рукой стихи строчил,
Другой х*й яростно дрочил.
Меж тем, двух е**рей явленье
У Лариных на баб произвело
Такое впечатленье,
Что у сестер п***у свело...
Итак, звалась она Татьяна.
Грудь, ноги, жопа без изъяна.
И этих ног счастливый плен
Еще мужской не ведал член.
А думаете, не хотела
Она попробовать конца?
Хотела так, что аж потела
И изменялася с лица.
Но, все же, не смотря на это,
Благовоспитанна была,
Романы про любовь читала,
Искала их, во сне мечтала
И целку строго берегла.
Не спится Тане – враг не дремлет,
Любовный жар ее объемлет.
– Ах, няня, няня, не могу я.
Открой окно, зажги свечу!
– Ты что, дитя? – Хочу я х*я.
Онегина скорей хочу.
Татьяна рано утром встала,
П***у об лавку почесала
И села у окошка сечь,
Как Бобик Жучку будет влечь.
А Бобик Жучку шпарит раком –
Чего бояться им, собакам!?
Лишь ветерок в листве шуршит,
А там, глядишь, и он спешит...
И думает в волненье Таня:
"Как это Бобик не устанет
Работать в этих скоростях?"
Так нам приходится в гостях
Или на лестничной площадке
Кого-то тулить без оглядки.
Но Бобик кончил, с Жучки слез
И вместе с ней умчался в лес.
Татьяна у окна одна
Сидит, печальных дум полна.
А что ж Онегин? С похмелюги
Рассолу выпил целый жбан
(Нет средства лучше – верьте, други!)
И курит топтаный долбан.
(О, долбаны, бычки, окурки!
Порой вы слаще сигарет.
Как мы не ценим вас, придурки,
Иль ценим вас, когда вас нет.
Во рту – г**но, курить охота,
В кармане только пятачок
И вот в углу находит кто-то
Полураздавленный бычок.
И крики радости по праву
Из глоток страждущих слышны.
Я честь пою, пою вам славу,
Бычки, окурки, долбаны!)
Еще кувшин рассолу просит
И тут письмо служанка вносит.
Он распечатал, прочитал,
Конец в штанах мгновенно встал.
Себя не долго Женя мучил
Раздумьем тягостным, и вновь
Так как покой ему наскучил,
Вином в нем заиграла кровь.
В мечтах Татьяну он представил,
И так, и сяк ее поставил.
Решил:"Сегодня ввечеру
Сию Татьяну отдеру".
День пролетел, как миг единый,
И вот Онегин уж идет,
Как и условлено, в старинный
Парк. Татьяна ждет.
Минуты две они молчали.
Подумал Женя:"Ну, держись!;
Он молвил ей:"Вы мне писали?"
И гаркнул вдруг:"А, ну, ложись!"
Орех, могучий и суровый,
Стыдливо ветви отводил,
Когда Онегин член багровый
Из плена брюк освободил.
От ласк Онегина небрежных
Татьяна, как в бреду была
И после стонов неизбежных
В шуршаньи платьев белоснежных
Свою невинность пролила.
Ну, а невинность- это, братцы,
Воистину, и смех, и грех.
Но, если глубже разобраться,
Надо разгрызть, чтоб съесть орех.
Но здесь меня вы извините,
Изгрыз, поверьте, сколько смог.
Теперь увольте и простите –
Я больше целок не ломок...
Ну, вот, пока мы здесь п***ели,
Онегин Таню отдолбал.
И нам придется вместе с ними
Скорее поспешить на бал.
О, бал давно уже в разгаре.
В гостиной жмутся пара к паре
И член мужчины напряжен
На баб всех, кроме личных жен.
Да и примерные супруги
В отместку брачному кольцу,
Кружась с партнером в бальном круге,
К чужому тянутся концу.
В соседней комнате, смотри-ка,
На скатерти зеленой тика,
А за портьерою в углу
Е**т кого-то на полу.
Лакеи быстрые снуют,
В гостиной – так уже блюют.
Там хлопают бутылок пробки...
Татьяна же после по**ки
Наверх тихонько поднялась,
Закрыла дверь и улеглась.
В сортир бежит Евгений с ходу:
Имел он за собою моду
Усталость е*ли душем снять,
Что нам не вредно перенять.
Затем к столу Онегин мчится
И надо же беде случиться –
Владимир с Ольгой за столом
И х*й, естественно, колом.
Он к ним идет походкой чинной,
Целует руку ей легко.
– Здорово, Вова, друг старинный!
Je vu vine pris бокал "Клико"?
Бутылочку "Клико" сначала,
Потом "Зубровку", "Хванчкару".
И через час уже качало
Друзей, как листья на ветру.
А за бутылкою особой
Онегин, плюнув вверх икрой,
Назвал Владимира разъе*ой,
А Ольгу – ссаною дырой.
Владимр, поблевав немного,
Чего-то стал орать в пылу,
Но бровь свою насупив строго,
Спросил Евгений:"По е*лу?!"
Хозяину, что бегал рядом
Сказал:"А ты поди поссы!"
Попав случайно в Ольгу взглядом,
Стянуть решил с нее трусы.
Сбежались гости. Наш кутила,
Чтобы толпа не подходила,
Карманный вынул пистолет –
Толпы пропал мгновенно след,
А он, красив, могуч и смел,
Ее меж рюмок отымел.
Потом зеркал побил немножко,
Прожег сигарою диван.
Из дома вышел, крикнул:"Прошка!"
И, уж сквозь храп:"Домой, болван!"
Метельный вихрь во тьме кружится,
В усадьбе светится окно.
Владимир Ленский не ложится,
Хоть спать пора уже давно.
Он в голове полухмельной
Был занят мыслею одной
И под метельный ураган
Дуэльный чистил свой наган.
"Онегин- сука, бл**ь, зараза,
Разъе*а, пи**р и го**о!
Как рассветет – стреляться сразу.
Дуэль до смерти – решено!"
Залупой красной солнце встало.
Во рту с похмелья – стыд и срам.
Онегин встал, раскрыл е**ло
И выпил водки двести грамм.
Звонит, слуга к нему вбегает,
Рубашку, галстук предлагает,
На шею вяжет черный бант.
Дверь настежь – входит секундант...
Не буду приводить слова.
Не дав ему п***ы едва,
Сказал Онегин, что придет.
У мельницы пусть, сука, ждет.
Поляна белым снегом крыта.
Да, здесь все будет шито-крыто.
"Вот секундант, – сказал Евгений.
"Вот он, мой друг, monseur Charpreuse".
И вот друзья без рассуждений
Расходятся между берез.
"Мириться? – На х*й эти штуки!
Наганы взять прошу вас в руки".
Онегин молча скинул плед
И тут же поднял пистолет.
Он на врага глядит сквозь мушку.
Владимир тоже поднял пушку,
И не куда-нибудь, а в глаз
Наводит дуло, п***рас!
Онегина менжа схватила.
Мелькнула мысль:"Убьет, му**ло!"
Евгений сразу жо**й взмок
И первым свой нажал курок.
Упал Владимир, взгляд уж мутный,
Как будто полон сладких грез.
И, после паузы минутной:
"П***ец!" – сказал monseur Charpreuse…
